— Очень наглядно, — кивнул ВВП.
— Так вот Хаттаб — он не просто прут. Я бы сказала, что он — черенок этой метлы. Он мутит умы, он вербует террористов, он обеспечивает связи с американскими кураторами и международными экстремистами. Выдрать его нахрен из этой схемы. И параллельно начать работать с исламистами традиционного, спокойного толка — суннитами, суфистами. Я, кстати, выписала самых известных лиц, которые будут лояльны к России, перейдут на нашу сторону и будут помогать в чистках. Правда, я не знаю, как теперь всё это сложится… Так вот про Хаттаба. Через три месяца он лично будет организовывать засаду на нашу колонну. Бой у Ярыш-Марды. Очень много парней погибнет. Не считая техники. Следующая реперная точка очень далеко. И, скорее всего, она уже сместится — слишком много вводных данных изменилось.
Они дружно вопросительно впились в меня глазами.
— На красные папки обратите внимание. Это дубликаты. Я почему-то так и думала, что понадобится больше одного экземпляра. — я вытянула из сумки последнюю папку, — И вот ещё. Здесь, так скажем прочее. Природное. Техногенное. Разборки и так далее.
Четверо встали, собрали папки.
— Мы в соседнем зале почитаем.
И ушли.
30. БУРНЫЙ ЯНВАРЬ ДЕВЯНОСТО ШЕСТОГО
ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ ТАЙНЫЙ СОВЕТНИК
Я посмотрела в удаляющиеся серые неприметные спины.
— Я вас отдельно хотела предупредить. Глупо мне вам говорить, но всё равно… Жесточайшая секретность. Я читала… Многие уверены, что наших парней свои же продали. Собрала вам всё, что смогла… — я потёрла лицо руками, — Это такой кошмар, даже читать… Всем богам готова молиться, чтоб не повторился этот ужас… Я бы на вашем месте аналитиков засадила за разбор информации. По возможности, конечно. Какой-нибудь закрытый военный городок? Такое.
ВВП покивал, улыбнулся вежливо. Ну правильно, мне ли его работе учить. Перевёл разговор:
— Очень спокойно здесь, — мы сидели прямо под Шишкинскими медведями, — умиротворяюще. Вы специально такое место выбрали?
— Очень захотелось вдруг в музей. Я, знаете, по дурости не подумала, что тут нас прослушать могут. И камеры.
— Сейчас — нет, — успокоил он меня.
— Владимир Владимирович, — попросила я, — когда у вас будет возможность решительно влиять на происходящее, не разрешайте в музеях выставлять непотребщину.
— Это в каком смысле? — удивился он.
— Ну… Куски тухлого мяса какие-нибудь. Кучи мусора. Какашки на столе. Женские половые органы… И в театрах чтоб по сценам голые не скакали и не сношались.
— Вы шутите, что ли?
— Если бы. Я живу в мире, который стремительно наполняется безумием. Россия пока стоит, но волны этой гадости подкатывают. Я очень надеюсь, что вам здесь лучше удастся справиться.
— Мда… Я, знаете, тоже хотел попросить. Вы не могли бы продолжать ваши записи? Ход истории, ключевые моменты. Можете даже просто записывать вещи, которые привлекли ваше внимание. Конечно, мы все понимаем, что многое изменится. Но что-то — наверняка нет. У нас появится возможность прогнозировать… чётче, так скажем.
— Хорошо. Только не просите меня в Москву переезжать. Я совсем не хочу.
Он улыбнулся хитровато. Будет же крутить-мутить, по-любому. Но я реально не хочу. Пока, по крайней мере. ВВП дипломатично спросил:
— Как у вас дела с вашей городской администрацией?
— Ой, да какие там дела? Пригласили, помямлили что-то. Уставные документы просят. С дуба рухнули, что ли?.. Где я — и где документы? Терпеть не могу такое.
— Ничего, это мы разберёмся. Скажите, вы не против зачисления в штат?
Я засмеялась:
— Действительным тайным советником?
— Ну-у… Консультантом, допустим.
— Владимир Владимирович, вы себя слышите? Мне здесь девятнадцать лет. Чего я могу консультировать? Это неизбежно вызовет вопросы. Внимание ненужное привлечёт.
— Хорошо. Тогда, скажем, специальным представителем по молодёжной политике?
— А есть такая должность?
— Теперь есть.
— Только чур, не засылайте ко мне идиотов. И вообще, информацию я согласна передавать только вам. Вы не обижайтесь, но среди окружающих вас людей — во всяких администрациях, среди чиновников — огромное количество предателей и продажных тварей. Боюсь я, откровенно говоря. И не столько за себя. Боюсь не успеть. Боюсь, что не тому человеку информация попадётся, и всё развернётся не так. Боюсь, что вселенная отправит меня на третий круг.
— Это как?
Я тяжко вздохнула.
— Знаете, фильм есть такой. Будет. «Грань будущего». Парень застрял в одном дне, и проживает его снова и снова.
— Как «День сурка», что ли?
— Н-н-н… «День сурка» — фильм, скорее, о росте личности. Всё крутится вокруг одного товарища. И это всё-таки комедия. А «Грань будущего» — настоящая драма, хоть и фантастическая. Парень возникает в одной и той же точке одного и того же утра, снова и снова. И он пытается спасти планету от полного уничтожения, раз за разом. Я боюсь, как бы мир не решил, что эта линия реальности справляется плохо, и не сделал с меня ещё одну реплику. Тут ведь, понимаете ли, в чём сложность. Моя первая жизнь никуда не делась. Я её живу. Эмоции, чувства, переживания. И живу вторую. Если появится третья — потяну ли я? Тут, как говорится, «Спонсор нашей программы пиво „Балтика безалкогольное“ — „Балтика безалкогольное“, давайте трезво оценивать наши шансы!»
— Безалкогольное?
— А что, оно ещё не появилось? — я вздохнула, — Тяжело мне с привычными фразами. Всё время боюсь ляпнуть не то. И иногда ляпаю. Мозги плавятся, мда. И третьей ветки вероятности я точно не хочу. Поэтому я постараюсь сделать всё от меня зависящее здесь. Всё.
Он кивнул:
— Мы постараемся тоже. У нас, в отличие от вас, вообще никаких других вариантов нет, — он пару секунд помолчал, — Ну что же, давайте подпишем бумаги о включении вас в штат. И мы сможем зачислять вам м-м… зарплату.
— Класс! Только давайте не на карту. Где я в своём Иркутске банкоматы искать буду? Они вообще есть? Я что-то даже не узнавала.
— Есть, но немного, — он слегка замялся, — А они вообще как — удобные?
— Очень! Особенно когда повсеместно аппаратики для оплаты картами в магазинах появятся. И приложения к смартфонам, — я, наверное, никогда не привыкну к таким странным взглядам, — Так, давайте раньше времени путать вас не будем. Всё у нас будет хорошо. Вы, главное, работайте, братья.
Непроизвольно вырвалось.
ВВП посмотрел внимательно. Пришлось пояснить:
— Это ещё одна тяжёлая история.
— Расскажи́те.
— Был такой парень, Магомет Нурбагандов, дагестанец…
…
Потом нас вполне прилично покормили в местном буфете, а на закуску внезапно выдали машину и сопровождение. Поскольку времени ещё пару часов оставалось, я попросила устроить нам проход без очереди в Оружейную палату. Тем более — рядом. Папа, наверное, до отвала по музеям сегодня нагулялся, но так мне хотелось, ужас!
Оттуда нас доставили в аэропорт и проследили, чтобы мы благополучно загрузились в самолёт. Назад долетели без приключений. Сразу чего-то поели — и продрыхли всю дорогу. Такой длинный день!
ТРУДОВЫЕБУДНИ. ХЭШТЕГ ТАКОЙ
12 января 1996.
Моя учёба должна была начаться аж (обалдеть!) с пятого февраля, зато передо мной в полный рост встала проблема раскачки приунывших после новогодних праздников продаж. И моя решительная решительность мало роляла, потому как люди деньги потратили — и где ты их возьмёшь?
Сперва-то я планировала сама гулять с рупором неподалёку от магазина, завлекать народ. Думаю, подмёрзну — зайду, погреюсь — и снова на улицу. Но теперь у меня был новый вариант решения. Внезапно оказалось, что поработать «оральщиками» имеется довольно большое количество желающих. За смешную цену в восемь-десять тысяч в час. Договорились мы посменно сперва на неделю. И что я хочу сказать, товарищи, что это гораздо удобнее и приятнее, чем самой часами на углу торчать. И гораздо производительнее получается!